— В чем дело?

Голос ее звучал глухо. Она водила руками в воздухе, пытаясь нащупать меня.

— Извини, Кери. Извини.

— Ты о чем? Что случилось? — Она повернула ко мне лицо, полускрытое разметавшимися золотыми волосами. Глаза у нее были полуприкрыты и затуманены. Она потянулась ко мне. — Ну, что ты? Иди сюда. Все в порядке. Я покажу тебе. Просто иди сюда.

— Нет, — Я попытался мягко отвести ее руки, но весь дрожал, и жест получился неуклюжим, — Нет, Кери. Оставь меня. Нет.

— В чем дело? — Она открыла глаза и приподнялась на локте, — Послушай, похоже, ты этим никогда раньше не занимался! Правда ведь? Да?

Я ничего не ответил.

Она рассмеялась, но смех вышел резким и пронзительным. Она снова перекатилась на спину и протянула мне руки.

— Ну ничего. Научишься. Ведь научишься же? Ты ведь мужчина, в конце концов! По крайней мере, я думала, что ты мужчина…

И в порыве внезапного раздражения выпалила:

— Ну что же ты, бога ради! Давай скорей! Говорю тебе, все будет в порядке.

Я схватил ее за руки и удержал так.

— Кери, извини. Не могу объяснить тебе, но это… Просто знаю, что не должен этого делать. Нет, послушай, подожди! Дай мне время…

— Пусти!

Я разжал руки, она вырвалась и села. Глаза у нее были злые. В волосах запутались цветы.

— Ты не думай, Кери, это не из-за тебя, — сказал я, — Ты здесь совершенно ни при чем…

— Недостаточно хороша для тебя, да? Потому что моя мать была шлюха, да?

— Разве? Я даже не знал.

Внезапно я почувствовал себя бесконечно усталым и осторожно сказал:

— Я же говорю, ты здесь ни при чем. Ты очень красивая, Кери, и когда я тебя увидел, то почувствовал… ну, ты, должно быть, знаешь, что я почувствовал. Но тут дело не в чувствах. Это стоит между мной и… Это связано с моей…

Я остановился. Все было бесполезно. Она смотрела на меня блестящими и пустыми глазами, потом резко отвернулась и принялась отряхивать платье. И вместо того чтобы сказать «с моей силой», я закончил:

— С моей магией.

— С магией!

Она выпятила губу, как обиженный ребенок, резким рывком затянула поясок и принялась собирать рассыпавшиеся пролески.

— Магия! Магия! — презрительно повторяла она. — Ты что, думаешь, я верю в твою дурацкую магию? Ты что, в самом деле поверил тогда, что у меня болели зубы?

— Не знаю, — устало ответил я и поднялся на ноги.

— Наверно, чтобы быть магом, надо не быть мужчиной! Зря ты тогда не ушел в монастырь!

— Быть может.

В волосах у нее запутался цветок. Она подняла руку и вытащила его.

Тонкая прядка блеснула на солнце, как паутина. Мне бросился в глаза синяк у нее на запястье.

— Как ты? Я не сделал тебе больно?

Она не ответила и не взглянула на меня. Я отвернулся.

— Ну что ж, Кери… До свидания…

Когда я отошел шагов на шесть, сзади раздался ее голос:

— Принц!

Я обернулся.

— Так-то ты обращаешься с девицей? — сказала она. — Удивительно! Говоришь, что сын верховного короля, — и даже не хочешь оставить бедной девушке серебряной монетки за порванное платье?

Должно быть, я уставился на нее, как лунатик. Отбросив назад свои золотые волосы, она рассмеялась мне в лицо. На ощупь, словно слепой, я порылся в кошельке у пояса и достал монету. Она оказалась золотой. Я шагнул к Кери, чтобы отдать. Все еще смеясь, она поклонилась и протянула мне руки, сложенные чашечкой, как у нищего. Порванное платье открывало горло и грудь. Швырнув монету наземь, я бросился бежать прочь в лес.

Ее смех преследовал меня до тех пор, пока я добежал до вершины холма, спустился в соседнюю долину, рухнул ничком у горного ручья и утопил ее аромат и память о прикосновении в потоке ледяной воды, пахнущей снегом.

Глава 9

В июне Амброзий приехал в Каэрлеон и послал за мной. Я отправился один и прибыл туда вечером, после ужина, когда лагерь затих и зажгли светильники. Король все еще работал; я видел свет, льющийся из окон штаба. Снаружи развевался штандарт с драконом. Подъезжая, я еще издали услышал, как солдаты отдают честь, и на пороге показался высокий человек, в котором я признал Утера.

Он перешел через дорогу к дверям дома, который стоял напротив королевского дворца, но у лестницы увидел меня, остановился и вернулся.

— А, Мерлин! Приехал, значит. Ты, однако, не торопился!

— Я не ожидал вызова. И мне нужно было уладить кое-какие дела перед тем, как плыть за море.

Он остановился как вкопанный.

— А кто сказал, что тебе лежит дорога за море?

— Люди только об этом и говорят. В Ирландию, я так понимаю? Говорят, Пасценций нашел там опасных союзников, и Амброзий хочет избавиться от них. Но почему я?

— Потому что он хочет разрушить их главную крепость. Ты слышал о Килларе?

— Приходилось. Говорят, это крепость, которую еще никто не смог взять приступом.

— Правду говорят. Килларе — это гора в самом сердце Ирландии, с ее вершины видны все берега. А на вершине горы стоит крепость, не земляной вал с частоколом, а прочная каменная стена. Вот зачем нам понадобился ты, любезный Мерлин.

— Понимаю. Нужны машины.

— Килларе нужно взять. Если это удастся, следующие несколько лет мы будем жить спокойно. Поэтому я беру Треморина, а он настаивает на том, чтобы я взял тебя.

— Я так понимаю, что король не едет?

— Нет. Ну а теперь спокойной ночи. Я пригласил бы тебя к себе, но у меня дела. У него, кажется, комендант лагеря, но, думаю, долго они не засидятся.

Засим он довольно любезно попрощался со мной, взбежал по ступеням своего дома и прямо с порога, не успев закрыть за собой дверь, кликнул слугу.

Почти тотчас же я услышал, как у дверей королевского дворца снова отдают честь, и оттуда вышел комендант лагеря. Он не заметил меня и остановился поговорить с одним из часовых, а я стоял и ждал, пока он освободится.

Мое внимание привлекло какое-то движение в тени — кто-то осторожно спускался по узкому проходу между зданиями на противоположной стороне улицы, где жил Утер. Часовые были заняты разговором с комендантом и ничего не видели. Я отступил в темноту и вгляделся. Хрупкая фигурка в плаще с капюшоном. Девушка. Она дошла до угла, освещенного светом факелов, остановилась, огляделась и скорее таинственным, чем испуганным жестом натянула капюшон поглубже. Я узнал этот жест, узнал и этот аромат жимолости, и вспыхнувшую золотом в свете факела прядь, выбившуюся из-под капюшона.

Я замер. Почему она последовала за мной сюда? Чего она надеется добиться? Нет, это был не стыд — но я ощутил боль и, наверное, желание. Поколебавшись, шагнул вперед.

— Кери?

Она не обратила на меня внимания, выскользнула из тени и легко и быстро подбежала к ступеням дома Утера. Часовой окликнул ее, послышался шепот, солдат тихо рассмеялся…

Когда я поравнялся с дверью Утерова дома, она была закрыта. В свете факела было видно, что часовой все еще улыбается.

Амброзий сидел за столом. Позади, в полумраке, маячил слуга.

Амброзий отодвинул свитки и приветствовал меня. Слуга принес и налил вина, потом исчез, оставив нас одних.

Мы немного побеседовали. Амброзий рассказал мне обо всем, что произошло за то время, как я уехал из Винчестера, о том, как продвигается строительство, о своих планах на будущее. Потом мы заговорили о том, что успел сделать Треморин в Каэрлеоне, и постепенно разговор перешел на войну. Я спросил его, что слышно о Пасценции.

— У нас каждую неделю ждут вестей о том, что он высадился на севере и разоряет страну.

— Нет еще. На самом деле, если все пойдет, как я задумал, мы до весны о нем вообще ничего не услышим. А к тому времени мы успеем подготовиться! Но если позволить ему высадиться сейчас, это будет, пожалуй, самый опасный враг, с каким мне доводилось сталкиваться.

— Да, я кое-что слышал об этом. Ты имеешь в виду новости из Ирландии?

— Да. Оттуда новости плохие. Ты знаешь, что у них теперь новый, молодой король, Гилломан? Юный огненный дракон, как мне говорили. И рвется повоевать. Да ты, наверно, слышал, что Пасценций заключил помолвку с сестрой Гилломана. Понимаешь, чем это грозит? Такой союз может подвергнуть опасности одновременно север и запад Британии!